Две смерти

 Последнее, что услышал он ушами, был скрежет металла, звон бьющегося стекла и женский крик рядом «Помогите его вытащить! Руль смял его грудь!» Последнее, что почувствовал он телом, это острую боль где-то в районе рёбер, как кто-то сильными руками схватил его и вытащил из смятого в бесформенную глыбу автомобиля, он ощутил мягкий удар о влажную землю. Последнее, что увидел он глазами, был оголившийся скелет дерева с необхватным стволом, кажется, дуб.

Дальше всё померкло.

Первое, что почувствовал он, оказавшись без тела, это страх. Испепеляющий ужас. Будучи в теле, он замечал эмоции похожего состава, но никогда такой интенсивности. Даже паника, возникавшая у него во время депрессий, представилась ему развлечением, по сравнению с тем, что переживал сейчас. Он ощущал возведённые в сотые степени тревожность, потерянность, неудовлетворенность, неуверенность и еще целый калейдоскоп самых разных страхов, которые не мог идентифицировать.

- Я попал в ад? - сдавленно спросил он окружавшую его пустоту, хотя голоса в привычном понимании у него не было.

- Нет, ад это сказки, ты оказался один на один со своими не прожитыми и подавленными эмоциями, - ответил ему голос то ли из пустоты, то ли из головы, хотя головы никакой не было тоже.

- И что мне теперь делать? Я не могу жить в таком ужасе.

- Ты уже и так не живешь. Потерпи несколько земных дней, пока распадется твоё тонкое тело, где хранились эмоций. Они пройдут и тогда ты встретишься со своими не прожитыми и подавленными мыслями. Постарайся не относиться к этому как к наказанию, потому что нет никакого наказания. Это лишь то, с чем ты отказывался встретиться, пока был в теле. Неизбежный этап.

- А что мне делать до тех пор? Что будет после?

Ответа не последовало и он остался один на один со смертельным ужасом. «Так вот что такое геена огенная», - подумал он. Никаких котлов, о которых писали проповедники, здесь не было. Было еще хуже. Если бы он уже не умер, то покончил бы с собой от этого страдания.

Прошла, казалось, целая вечность и ужас начал стихать, а вместо него появляться мысли. Первым появилось замешательство. Оно было столь сильным, что, будь у него голова, она бы разлетелась на мелкие кусочки. «Что будет дальше?», «Я буду рожден в новом теле?», «Как долго это продлится?», «Зачем эта ложь про чертей?», «Как она могла так со мной поступать? Я же так сильно её любил, особенно любил её тело». Осы мыслей нестерпимо больно жалили отсутствующую голову изнутри. Если бы он уже не умер, то покончил бы с собой от этого психоза.

Спустя еще одну вечность, на Земле в это время на сороковой день помянули почившего, мысли начали замедляться и наконец совсем растаяли.

И не осталось ничего. Пустота. Не обнаружилось никакой индивидуальной души, встающей в очередь на рождение в новом теле. Не осталось более никакого ада, рая тоже не нашлось. Он не встретил Бога. Не встретил и черта. Он превратился в сложный фрактальный узор и поглотился единым сознанием. Последним его переживанием, прежде чем мысли покинули его навсегда, было узнавание того, что весь пережитый за эти две вечности ужас вернулся туда, откуда вышел - во всеобщий океан боли и что все раны, что он не залечил, воплотятся в телах будущих людей.

+++

Последним, что услышала она ушами, был шепот находящихся вокруг её постели родственников: «её дыхание замедлилось, смотрите, она почти не дышит, глаза замирают». Последним, что почувствовала она телом, был мягкий сатин простыни и колкое кружево ночной рубашки. Последним, что увидела она глазами, были хорошо знакомые ей и любимые ею люди, провожавшие её, - дети, внуки, внучатые племянницы и невестка. Был и один человек, которого сегодня она видела в первый раз. Он был одет в черное платье с белым воротничком и на груди его висел деревянный резной крест размером с ладонь ребенка. Человек без остановки что-то бормотал, протирал платком увлажняющийся потом морщинистый лоб и крестился. «Кажется, эта та же молитва, которую перед сном мурлыкала под нос моя бабушка», - подумала она и уснула навсегда. Она не боялась смерти. Она отбоялась выданную ей порцию страхов. Она встретила смерть в неге и с любопытством. Человек в черном платье закрыл её глаза, которые, даже застекленев, сохранили блаженство и мудрость.

Дальше всё померкло.

Первое, что она почувствовала, оказавшись без тела, был экстаз. Она и при жизни переживала похожее блаженство, находясь в состояниях возвышенных, но никогда не ощущала наслаждения такой интенсивности. Она пульсировала экстазом. Будто бы она сама стала экстазом. Если бы у нее были глаза, она бы плакала от наполняющей её благодати. Чувство свободы, проживаемое ею в этот момент, по интенсивности превышало все возможные ощущения, которые она испытывала, будучи объединена с телом.

- Неужели я в Эдеме? - шутливо спросила она в пустоту, не ожидая получить ответа.

Но пустота вдруг ответила:
- Нет, ты же знаешь, что обещания рая это басни. Наслаждайся несколько земных дней, пока твои тонкие тела не распадутся.

Наслаждалась она, казалось, целую вечность. С радостью и любовью, не доступной для тела мощности, она вспоминала все свои отношения, все опыты - как счастливые, так и горькие. С благодарностью вспоминала всю прожитую боль, которая отсюда казалась особенно иллюзорной. С благоговением вспоминала свои глубокие духовные опыты. Она улыбалась мыслям о том, что это когда-нибудь закончится и не останется ничего.

Спустя вечность, на сороковой земной день, её блаженство начало таять. Последнее, что она осознала, это то, что она не пополнила никакими своими травмами всеобщий океан боли. Она понимала, что её индивидуальность вот-вот испарится, что она не сможет родиться в новом теле. И её это не беспокоило. Под последние аккорды разрывающего её несуществующую грудь восторга она превратилась в сложный фрактальный узор и поглотилась единым сознанием.

(С) Екатерина Завалей